Жак Лезра — профессор сравнительного литературоведения по испанской, английской и немецкой литературе в Нью-Йоркском университете, а также председатель кафедры сравнительного литературоведения.

В 2009 году моя коллега Эмили Эптер сделала мне весьма эксцентричное предложение — помочь перевести французский словарь непереводимых слов.

Я согласился. Я люблю парадоксы, да и мне интересно то, как работает перевод в практическом и в философском смысле. У меня в жизни был долгий, богатый и мучительный опыт соприкосновения с переводом устным и письменным — может быть, даже богаче, чем у большинства других преподавателей по сравнительному литературоведению.

С детства дома говорили на разных языках. Никогда ничего не было только на одном языке. Сейчас, обучая литературе и политической философии, я часто разбираю со студентами труды в переводе, то есть мы сравниваем различные английские версии, скажем, немецкой работы, чтобы студенты осознавали, что каждый профессиональный перевод на английский — это также интерпретация исходной работы.

Книга, которую Эмили предложила перевести совместно — Vocabulaire européen des philosophies: dictionnaire des intraduisibles. Она была издана в 2004 году. Авторы (которых набралось свыше сотни — из Европы, России, США, Бразилии и Марокко) ставили себе цель создать энциклопедию философских, литературных и политических понятий, которые трудно поддаются переводу с одного языка (и культуры) на другой, если вообще поддаются.

Начинается словарь подходящим словом abstraction, abstracta («абстрактная сущность») и заканчивается немецким Wunsch («желание»).

Пять лет, шесть переводчиков, бесчисленные часы споров, дебатов, напитков и неудач… Но все же Dictionary of Untranslatables: A Philosophical Lexicon был опубликован издательством Princeton University Press. Словарь содержит 1 300 страниц.

Благодаря этому проекту я и мои соредакторы обрели живое представление об истории того, как люди думают, насколько различается мышление разных народов. Словарь отлично это иллюстрирует.

Например: spirit не то же самое, что mind, но обеими словами можно перевести немецкое Geist. Английское Happiness, которое сохраняет старинную этимологическую связь с chance и happenstance, отличается от bonheur, не имеющего таких корней с соответствующими французскими понятиями, а также от немецких Glück и Seligkeit, которые означают «счастье как удача» и «счастье как добродетель».

В кастильском варианте испанского есть две формы глагола, соответствующие одной английской, поэтому сказать I am silly можно двумя способами. В одном случае имеется в виду преходящее состояние — Estoy tonto, то есть «сегодня, прямо сейчас, я глуп, недалек или просто не в настроении»; в другом — это состояние перманентное,  определяющее — Soy tonto — «я дурак, и ни я, ни ты, ничего не можем с этим поделать». 

Приведенные примеры могут показаться тривиальными, но давайте задумаемся над началом и концом следующего предложения: We hold these truths to be self—evident … the pursuit of happiness. Понимают ли американцы концепт truths точно так же, как русские «правду» или греки saletheia? Ну а happiness? Могу ли я в Америке или Великобритании выразить одним словом то, что подразумеваю, произнося le bonheur?

А что делают англичане и французы с немецким понятием Dasein? В философии это слово обделяют переводом, грубо объясняя его словом существование или existence, то есть существо, жизнь, форма жизни. Во французском это может означать что-то вроде «реальность человека», «время существования». В итальянском это понятие ближе к слову «здесь». Это понятие печально знаменито своей непереводимостью. Посвященная ему словарная статья выглядит как философский вызов вроде «как видите, у других не вышло перевести его на свой язык, так что теперь ваша очередь!».