Переводя непереводимое… (часть 2)

Проект был спорным, по крайней мере, по трем причинам. Самая очевидная: не обречена ли эта идея на провал с самого начала — переводить на английский термины, якобы непереводимые? Если нам это удастся, не докажем ли мы тем самым, что первоначальная мысль об их принципиальной непереводимости была безосновательной?

Это зависит от того, что человек вкладывает в понятие «непереводимый». Мы придерживались мнения, что «непереводимое» слово — не то, которое невозможно перевести, а то, которое можно бесконечно пытаться перевести, сознавая при этом, что мы никогда не охватим всю суть, что перевод неточен. Не лучший пример, но все же… Это похоже на разницу между словом apple — «яблоко» (которое перевести легче легкого еще со времен Эдемского сада) и не столь простым happiness, обозначающим как счастье, так и радость, а также просто удачу.

Вторая: наш проект отчасти стал протестом против опасного повсеместного господства английского языка. Не будет ли это контрпродуктивно и даже провально — переводить, так сказать, вовсе не американское (даже чрезвычайно европейское) cri de coeur на тот самый язык, распространению которого там так упорно сопротивляются?

Английский — коммерческий английский, язык туризма, интернета, Голливуда — повсеместно пустил свои корни по всему земному шару. Мир интенсивно переходит на английский, который уже, наверно, становится псевдо-языком. Его можно охарактеризовать словом globish или «английский без кофеина». Он стал международным залом заседания. Голый язык, лишенный метафор и местных выражений, на котором, особенно за неимением рядом устного переводчика, вместо того, чтобы сказать chat, говорят speak casually to each other, а вместо kitchen предпочитают the room in which you cook your food.

Не станет ли тот самый словарь непереводимых слов очередным предательским орудием в процессе глобализации английского? Не обязательно. Одна из целей проекта — показать сами странности английского языка, показать его носителям, что понятия в нем зачастую заимствованы из-за границы. Подобно многочисленным эмигрантам, «заграничные» английские слова несут с собой неассимилируемые и удивительно ценные культурные уникальности, которые не могут и не должны состариться или исчезнуть. Вместо того чтобы глобализировать английский язык, словарь помогает вернуть ему статус местного, коренного языка. Мы остро чувствуем, что happiness подразумевает и happenstance, когда мы наблюдаем, что происходит со словом при его превращении в bonheur  или Seligkeit.

Но, двигаясь в том же направлении, мы приходим к третьей причине, почему проект Dictionary of Untranslatables может оказаться спорным. Действительно ли редакторы утверждают, что существует исключительно французское, греческое или кастильское понимание истины или счастья? Не ведет ли данная точка зрения к старинным формам лингвистического национализма, релятивизма или пораженчества?

Это высказывание не лишено смысла. Но оно не учитывает одного. Человеческие институты строятся на понятиях, схожих в большей мере со словом happiness, чем со словом apple. Признание того факта, что концепты, на которых мы строим эти институты, наши ожидания, образ жизни, привязаны к языкам, в которых они оформляются и находят выражение, не означает, что не нужно делать эти институты лучше, справедливее, точнее, а также не означает, что стоит отдавать предпочтение одному опыту, одной сущности, одной традиции, отметая другие.

Правда, это предполагает наше согласие с тем, что проект построения таких небезупречных институтов — нескончаемый и зачастую грубый процесс. Движимые той разницей понятий, которую нужно выразить и представить словами, мы будем вынуждены снова и снова прибегать к переводу — как для себя, так и для других.