Думай, что говоришь!

Размышления о толерантности в языке

В советском мультике про Карлсона этот «мужчина в полном расцвете сил», знакомясь с фрекен Бок, берет ее за руку и галантно произносит: «Мадам…» Домоправительница, смущаясь и краснея, поправляет: «Между прочим, мадемуазель!» Фрекен Бок не была феминисткой. И своей репликой, очевидно, хотела подчеркнуть свой незамужний статус – на случай, если Карлсону вздумается за ней приударить. Или свои юные годы. А может, и то и другое. Сегодня во Франции фрекен Бок — нравилось бы ей это или нет — называлась бы только «мадам», и никак иначе, согласно принятому в феврале закону.

Феминистки из организаций Osez le Féminisme (Смею быть феминисткой) и Les Chiennes de Garde (э-э-э… в общем, буквально — Сторожевые собаки) ликуют: по их инициативе сделан еще один шаг к равенству полов. Унизительное, по их мнению, разделение женщин на замужних и незамужних осталось в прошлом. Раньше большинство документов, будь то налоговая декларация или онлайн-заказ,  содержали  поле, в котором женщина должна была выбрать один из вариантов – madame или mademoiselle, таким образом заявляя о своем семейном положении. Мужчины (хоть холостые, хоть женатые – всё одно: monsieur) были освобождены от этой обязанности.

В Великобритании пошли еще дальше: теперь из официальных бумаг и компьютерных баз данных должны исчезнуть слова «муж» и «жена», поскольку это нетолерантно по отношению к вступающим в однополые браки, которые регистрируются здесь уже несколько лет. И муж, и жена отныне будут называться «партнерами». В стране по этому поводу ведутся горячие споры, но обратного пути уже нет: проведение этой реформы еще осенью прошлого года поддержал премьер-министр Д. Кэмерон.

Эти события, как и многие другие, демонстрируют триумфальное шествие по цивилизованному миру явления под названием Толерантность. В языке толерантность возникла, скорее всего, в те времена, когда для чернокожего населения Америки появился термин «афроамериканцы». Забавные метаморфозы происходили в США с названием известного романа Агаты Кристи «Десять негритят» (Ten Little Niggers, 1939). Сначала он был переименован в «Десять маленьких индейцев» (Ten Little Indians), а когда уже и это название перестало удовлетворять, в «Десять солдатиков» (Ten Little Soldiers). Сейчас  книга печатается под названием «И никого не стало» (And Then There Were None).

Этнические, религиозные, сексуальные и прочие большинства, напуганные собственной толерантностью, становятся все осторожнее. Подумают десять раз, прежде чем что-то сказать: «А толерантно ли? А не будет ли резонанса?»

Российское общество пока не доросло до такого уровня толерантности, как на Западе, да и дорастет ли когда-нибудь – большой вопрос. Большинство из нас, хотя в этом и стыдно признаться, по-прежнему нетерпимы к каким-либо проявлениям «инакости». Наверное, сказываются последствия социалистической системы, когда, отрезанные от внешнего мира «железным занавесом», все советские люди обязаны были не только выглядеть, но и думать одинаково.

Предполагается, что путь толерантности должен вести к более совершенному, развитому обществу. А с другой стороны – есть в этом перелицовывании привычных слов что-то от шаманства, от первобытности. Вспомним языки австралийских аборигенов, например. У многих племен помимо основного существует так называемый «язык избегания», или «тещин язык» (mother-in-law speech). Суть его в том, что молодые люди не могут разговаривать со своими старшими родственниками, которых они обрели в результате вступления в брак (то есть с тещей и тестем, свекровью и свекром), используя повседневный язык. Они переходят на «язык избегания», где многие обыденные слова – названия частей тела, глаголы состояния и движения и даже названия животных и растений – заменяются другими. И даже обратиться к теще напрямую зять не может. Посмотреть при этом ей в глаза – тоже табу. Они общаются через третьих лиц, а иногда, чтобы сообщить что-либо теще, молодой человек обращается к камню, очагу или горшку. Истоки этой традиции — в запрете супружеских отношений между этими родственниками. Но при чем здесь названия животных? Почему, обращаясь к брату, мужчина может назвать ящерицу ящерицей, а в разговоре с собственной тещей он должен сказать «маленькое животное, ползущее по ветке дерева»? Может, это слово оскорбляет слух «мамы в законе»? Нам этого, наверное, никогда не понять. Это какой-то следующий уровень толерантности…

И все-таки в погоне за речевой толерантностью не стоит забывать о нескольких моментах. О том, что начинать надо не с терминов, а с сознания. О том, что толерантность в речевом выражении далеко не всегда равнозначна толерантности в поступках и мыслях. О том, что толерантность по отношению к одним не должна обернуться ущемлением прав других. Ну, и о том, что любое благое намерение очень легко довести до абсурда. Можно и до того дойти, что слова «тетя», «дядя», «брат», «сестра», «мальчик» и «девочка» будут тоже изгнаны из словарей как некорректные и оскорбляющие чье-нибудь достоинство. И будет каждый из нас называться «представитель Гомо Сапиенс». Нет, опять некорректно: представительницы могут обидеться.