Цари и кандидатиссимусы

(Статья не агитационная, не заказная, исключительно лингвистическая)

Накануне выборов о выборах не говорит только ленивый. Разговоры на политические темы в России были и остаются одним из любимых видов досуга у всех – от студентов до пенсионеров.

Сегодня никто не говорит о том, что Россия стоит на пороге перемен. Никаких больших перемен, по-видимому, не ждём. Всё происходит тихо, мирно, цивилизованно. Никакого накала политической борьбы. Митинги – пожалуйста. В Интернете поглумиться – на здоровье.

А помните, как это было в 1996 году? Тогда действительно казалось, что выберем не того – и вернёмся в Советский Союз с его очередями за колбасой и вечерними новостями о надоях по Центральному телевидению. «Голосуй или проиграешь!» И кандидаты были тогда молодые, и дебаты жаркие.

Попробуем сравнить политический язык образца девяностых и нашего времени — двух разных эпох, в которых нам довелось жить.

Политическая метафора в русском языке 1996–2000 годов отражала состояние российского общества. Дефолт, безработица, озлобленные шахтёры стучат касками на Горбатом мосту. Метафорические модели, которые использовали оппозиционные СМИ для характеристики тогдашней власти, можно условно разделить на несколько основных семантических групп:

Президент-царь. Это самое обширное поле, метафорически характеризующее тогдашнего президента Б. Ельцина как самодержавного самодура, который, купаясь в роскоши, не замечает бедственного положения своего народа и которого пора «гнать с престола».

Президент-банкрот. Президента приравнивали тогда к одной известной личности, от чьей финансовой пирамиды пострадали миллионы доверчивых граждан. «Девальвация не рубля, а власти» — самая популярная финансовая метафора 1998 года.

Президент-бандит. Ожидаемая метафора в «лихие 90-е». Банда, гангстеры, разграбление страны, сговор, преступная авантюра, убийство и прочее из «словаря бандитских терминов»…

Власть – умирающий организм. Сюда относятся такие медицинские термины, как «паралич власти», «агония режима» и тому подобные. Популярности этой метафоры в немалой степени способствовало физическое состояние самого президента.

Как видим, одной из основных черт политического языка конца XX века является использование устоявшихся метафор, когда термины из различных сфер (медицинской, финансовой и т. д.) служат созданию определённого образа власти. А также была характерна ярко выраженная негативная оценка действий этой власти.

Если в эпоху правления Ельцина публичные выступления против правящей верхушки были «криком души» доведённых до отчаяния людей, то сейчас акценты часто смещаются в сторону пиара. Политический язык нашего времени – расцвет словотворчества, авторских неологизмов, созданных в основном морфологическим способом (с помощью приставок и суффиксов), с отчётливым влиянием интернет-языка. Это похоже скорее на игру в слова, стёб, нежели на гневное обличение режима.

На «Фейсбуке» есть группа «Слово года», организованная известным лингвистом Михаилом Эпштейном, участники которой собирают новые слова и выражения, появляющиеся в языке. Здесь целый список интересных неологизмов, добрую половину которых можно отнести к политическим: нетократия (сетевластие), перевыборы, ай-декабризм (и ай-декабристы), единовбросы, мыборы (а не выборы), секонд-хэнд-кандидат и т. п.

Очень популярно образование новых слов и выражений от известных фамилий: путинг, откудрить (или, наоборот, прикудрить), зюганутые, жиринутые, медвепешка. Особенно продуктивной после выборов в Думу оказалась фамилия Чуров: Чуродей, оЧУРОВанная страна, Чуррова победа, чуровек.

Наверное, после воскресенья – при любых итогах этого воскресенья — русский народный язык обогатится ещё, по меньшей мере, десятком новых политических терминов. Ведь политика, а особенно всевозможные выборы – неисчерпаемая тема для лингвистических экспериментов.

Спасибо Владимиру Ерошину из группы «Слово года», который заметил и зафиксировал неологизм «кандидатиссимус», и Игорю Скрипникову, который его придумал.