Разговор о диалектах

Автор материала: Джон СИБРУК, англо-русский перевод выполнен в бюро переводов «Прима Виста», Источник: http://www.newyorker.com/archive/2005/11/14/051114ta_talk_seabrook, 

Диалекты представлены на ста тридцати девяти картах с цветовыми кодами, и, кроме того, книга сопровождается специальным компьютерным приложением, которое позволит вам послушать речь жителей того или иного региона страны. Можно также вести поиск по отдельным словам — например, go (идти), do (делать) — и отследить, насколько меняется произношение в различных местностях.

Не так давно Лабов вместе с двумя соавторами — Шэрон Эш и Чарльзом Бобергом — представил эту книгу на приеме в Д’Агостино-холл Нью-Йоркского университета в рамках 34-й лингвистической конференции NWAV (New Ways of Analyzing Variation — новые способы анализа вариативности). В зале присутствовало множество молодых лингвистов, занимающихся проблемами вариационизма, чье поле деятельности было в какой-то степени изобретено Лабовом, которого часто называют отцом социолингвистики. В их общении с профессором чувствовалось и благоговение, и сыновняя нежность, все старались позаботиться о том, чтобы под рукой у «Билла» было достаточно закусок и напитков, а также обеспечить полную функциональную готовность веб-сайта, который он собирался демонстрировать.

Семидесятисемилетний Лабов [1]; директор лингвистической лаборатории при Университете Пенсильвании. Он небольшого роста, крепкий, подтянутый. В Нью-Йоркском университете его детально расспрашивали о местном диалекте, известном как бруклинский (Brooklynese) и имеющем три отличительные черты: четко выраженный звук [a] в таких словах, как past — peahst (прошлый); характерное [aw] в таких словах, как coffee — cawfee (кофе); и, конечно же, тенденция опускать [r] в таких словах, как water — watta (вода). Лабов так объяснил свою теорию об игнорировании [r] некоторыми горожанами, связанном с пафосной британской манерой. Когда [r] в своей речи опускали Франклин Делано Рузвельт (The only thing we have to feah is feah itself [2]) и Кэтрин Хэпберн (My, she was yah [3]), создавалось впечатление, что они принадлежат к высшему обществу. Однако после Второй мировой войны, по словам Лабова, когда Британия утратила статус империи, британская речь без [r] перестала быть образчиком «престижного говора». И если Уильям Ф. Бакли [4] был a consuvative [5], то Джордж Буш уже таковым не являлся, а опускать [r] стали исключительно представители рабочего класса.

«До войны, — рассказывает Лабов, — в гангстерских фильмах без [r] говорили судьи, а после войны — только шпана». Ральф Крэмден, Арчи Банкер и Тони Сопрано [6] — все изъяснялись на бруклинском диалекте, благодаря которому сразу создавался образ «славного парня».

Помимо практически исчезнувшего на данной территории произношения в нос [oi] в таких словах, как bird — boid (птица), бруклинский диалект не менялся на протяжении последних пятидесяти лет. «Тот диалект, на котором говорили пожарные на ТВ после событий 11 сентября, была чистая, не претерпевшая никаких изменений нью-йоркская речь пятидесятых годов прошлого века», — утверждает Лабов. Однако нью-йоркский диалект — явление узкорегиональное. По берегам Гудзона, где говорят на бруклинском диалекте, редко, но возможно услышать восточный диалект Нью-Джерси, а когда вы достигаете города Патерсон [7], то с головой погружаетесь в джерсийскую «назальную систему», как называет это Лабов. Бруклинский диалект можно встретить в Новом Орлеане и Цинциннати, добавляет он. Это наследие нью-йоркских банкиров, прибывших сюда в XIX веке ради финансовых сделок по хлопку.

Как это часто происходит на публичных выступлениях Лабова, его спросили, может ли он продемонстрировать тот же трюк, что и профессор из «Моей прекрасной леди»: распознать, в какой части Нью-Йорка проживает человек по его речи. Лабов покачал головой, отчего его огромные очки сползли на кончик носа. «Люди хотят, чтобы я назвал конкретный район, — сказал он. — Дело в том — только не записывайте это, потому что людям не нравится такое слышать, — что бруклинский диалект не меняется, вне зависимости от того, говорят на нем в Бронксе, Куинсе, на Статен-Айленде или в Бруклине. Или даже в Нижнем Ист-Сайде». Городской диалект, по его словам, скорее указывает на социальный статус его носителя, чем на место жительства. «Хотя никто не желает это признавать, — добавляет Лабов, — ведь считается, что наше общество не разделено на классы».

В шестидесятых годах в рамках одного из самых своих известных лингвистических исследований Лабов проводил опрос ньюйоркцев в магазине Saks на Пятой авеню. Он выяснил, что покупатели на верхних этажах, где продаются товары более высокой ценовой категории, произносили [r] намного реже, чем покупатели с нижних этажей. Кроме того, администраторы этажей практически не опускали этот звук, в то время как кассиры делали это иногда, а сотрудники склада — постоянно. «В какой части Нью-Йорка они жили, значения не имело», — говорит он.

В настоящее время, отмечает Лабов, самые кардинальные в стране изменения претерпевает диалект одного из районов Чикаго. «Звук [eah], характерный, например, для слова happened — heahppened (произошло), — явление совершенно новое, но стремительно захватывающее территорию, так же быстро меняясь, как и некоторые другие сопровождающие его звуки», — говорит он. Этот так называемый «сдвиг северных городов» распространяется в сторону Сент-Луиса вдоль трассы I-55, меняя внутриконтинентальный северный диалект, когда-то считавшийся нормой американского произношения. Лабов объясняет, что жители таких штатов, как Огайо и Мичиган, традиционно говорили на «правильном» английском, они хотели отличаться от носителей диалектов южных штатов, — раскол, который, видимо, берет начало еще со времен Гражданской войны. Джон Кеньон, в тридцатых годах редактор по вопросам произношения второго издания словаря Вебстера, выходец из северо-восточного Огайо, участвовал в формировании внутриконтинентальной северной нормы американского диалекта.

Какова причина изменений в диалектах? Это не телевидение, считает Лабов. Люди, которых он называет «экстремальными носителями» — оказывающими наибольшее лингвистическое влияние на окружающих, — это обычно те, кто постоянно на виду: «политики, риэлторы, банковские служащие». Но разве сленг — это не феномен, развивающийся снизу вверх? «Сленг — это слой краски на капоте автомобиля, — заявляет Лабов. — Большинство значимых изменений в американской речи происходит не на уровне грамматики или лексики, как раньше, но уже на уровне звуков».

По окончании презентации Лабову задавали вопросы, и никто ни разу ни опустил звук [r], ни выпятил звук [a]. Однако, уже когда все стали расходиться, охранник спросил одного из гостей: «Is the professa’s tawk finished?» [8].